АМС

Л. Д. БЛАГОВЕЩЕНСКАЯ

КОЛОКОЛА В ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОМ ИСКУССТВЕ

В том, что колокольный звон и сам колокол – часть нашей отечественной культуры, сейчас никого убеждать уже не нужно. Занимая значительное место в жизни людей и составляя яркое слуховое впечатление, он, как и многие явления окружающей действительности, в свою очередь сам нередко становился объектом отображения в процессе творческой деятельности.

Попытке рассмотреть данное явление в изобразительном искусстве и посвящена настоящая работа.

Как символ Церкви, «знак Церкви» колокола заняли особое место в иконописи. Среди огромного числа икон встречаются они не так уж и часто и только в тех случаях, когда с ним тесно связана житийная канва или какое-либо событие в жизни народа.

Известно, что иконы пишутся по «подлинникам».1 Поэтому при строгости и условности изображения на них нет ничего случайного. Например, как символ призыва к молитве держит колокольчик в руке преп. Антоний Великий.

В некоторых иконах Воздвижения наличие звонницы можно объяснить двумя причинами. Во-первых, этот двунадесятый праздник ведёт своё начало от строительства храма воскресения на месте Голгофы и Гроба Господня при императоре Константине (IV в.), прекратившем гонения на христиан. Впервые верующие получили возможность во всеуслышание возвещать торжество Церкви, что сподручнее было делать при помощи колоколов. Во-вторых, более прозаически – само по себе сооружение храма связывалось в сознании людей с колоколом.

Колокола присутствуют во многих иконах св. Николая Чудотворца (Никола Зарецкий с житием, XVI в., Никола в житии, XVI в., тверская школа, Николай Чудотворец с клеймами жития, первая половина XVI в., Калязин, Николай Чудотворец с клеймами жития, первая треть XVI в., музей Рублёва). Объяснение этому надо искать в далёком прошлом. Ещё в греческом подлиннике при описании клейма «Успение Святителя» указано: «…один клирик в мантии держит било и ударяет в него деревянным молотком»,2 ну а о том, что било в церковном обиходе со временем было заменено колоколом, мы уже знаем.

Связь со звоном мы находим и в описании чудес Святителя Николая: «Услыша благовест к утрени, Епифаний, взяв золото и слугу, пошел в церковь св. Николая…» (заступничество за невинно осуждённого слугу).3 Звоном было отмечено одно из чудес в Зарайске – исцеление благочестивого мужа Созонта: «Епископ Митрофан, видя такое славное чудо (исцеление — Л. Б.), велел долго звонить».4 Дошедшее до нас во многих списках повествование датирует это событие 1513 годом, и икона Николы Зарайского относится к первой половине XVI века.

Знаменит своими колоколами собор св. Николая в Бари, куда были перенесены его мощи из Мир Ликийских. Вот как описывает празднование Николаю Угоднику паломник В. Мордвинов: «…волны народа, пальба из морталетти, ракеты, пение и музыка; звон всех колоколов древнего Бари знаменитых [курсив мой — Л. Б.] колоколов собора Св. Николая…»5

Ненамного позднее собора Николая Чудотворца в Бари (XII в.) построен Николо-Дворищенский собор в Новгороде. Сначала при храме была звонница, а с XVII века – колокольня. Собор стоит на Ярославском Дворище, где висел вечевой колокол, символическое значение которого для Руси и, в частности, Новгорода чрезвычайно велико. А Церковь Николая Чудотворца в Китай-городе в Москве в народе так и называлась – «У Красных колоколов».

Как видим, многие моменты, связанные с Николаем Чудотворцем, так или иначе, ассоциируются с колоколами; перечисление их можно продолжать.

Большое значение имели они в ежегодных празднованиях Великорецкого и Теребеньского образов. Причём, при Крестном ходе икону не всё время несли посуху, она путешествовала и в специальной ладье по реке «с напутствием церковного пения, звона колоколов»6 (а по воде звон распространяется особенно чудесно).

Первые удары старого Царь-колокола раздались 6 декабря 1655 года во славу опять-таки св. Николая Мирликийского; его же икона висит на колокольне Ивана Великого; а в Харьковском Успенском кафедральном соборе окончание строительства колокольни увековечено написанием образа Николая Чудотворца, о чём свидетельствует надпись на нём (сам обычай фиксировать повод изготовления в надписи характерен для колоколов, а не для икон).

Сибирский ямщик Шутов, попав в беду, молит Святителя: «Батюшка, Ипатовский Никола,7 спаси коней и меня, теперь не буду откладывать обещания:8 как приеду, построю часовню и колокол заведу».9 Часовню он построил, и купил для неё в Тюмени колокол, но важно не это, а то, что снова и снова имя Святителя связывается с колоколом.

Присутствуют колокола и в иллюстрациях к изданию рукописи XI в. «Посмертные чудеса Святителя Николая, архиепископа Мирликийского Чудотворца», принадлежащей перу Ефрема, епископа Переяславского,10 а именно – «Святитель спасает младенца из реки», «Пономарь со сторожем находят младенца в соборе», «Родители получают известие о спасении младенца», «Удивление и хвалы наших предков Святителю».

Пусть перечисление фактов, связанных с колоколами, из Жития Николая Чудотворца несколько громоздко, но оно убедительно свидетельствует о закономерности их изображения в его иконах. Святитель Николай – один из самых почитаемых святых на Руси, икон его великое множество, проанализировать их в связи с колоколами крайне важная задача.

Колокола мы находим и на иконах Богоматери Боголюбской с клеймами жития свв. Зосимы и Савватия и со сценами притч (1545 г.), Богоматери Тихвинской с клеймами сказания (1680 г.), Митрополита Алексия с житием (Дионисий, начало XVI в.), свв. Зосимы и Савватия со сценами притч (XVI в.), Обители Зосимы и Савватия Соловецких (XVII в.), свв. Зосимы и Савватия, на фоне Соловецкого монастыря (XVII в.), свв. Петра и Февронии с житием (XVII в.) и др.

Два колокола, изображённые на клейме «Погребение Зосимы» позволяют предположить, что в XV–XVI вв. искусство звона не просто достигло значительного расцвета, но получило уже осмысление и его роль при переходе души в мир иной, а в чуде «Избавление от бесов старца Викентия и исцеление слепого именем Горянин Золотец» – очищающее и исцеляющее значение.

При всей каноничности и условности изображения в иконе, она всё же несёт и кампанологическую информацию, например, – о технике звона. Если, согласно подлиннику, иконописец должен изобразить колокол, то волей или неволей какую-то деталь он прорисовывает так, как видит в действительности. И получается, что в иконе «Битва новгородцев с суздальцами или чудо от иконы Знамение» (60-е годы XV в.) изображён очепный колокол, у «Николы Зарайского с житием» (XVI в.) – язычный, а на иконе Митрополита Алексия (XVI в.) верёвки вообще отсутствуют, и вопрос техники звона остаётся открытым.

Чаще всего в иконе встречается звонница с двумя колоколами, что говорит от их немногочисленности в период создания канонов и подлинников. В изображении же «Обители Зосимы и Савватия» (Строгановская школа, XVII в.) присутствует восемь колоколов, а на иконе того же века «Свв. Зосимы и Савватия на фоне Соловецкого монастыря» – их шесть (два крупные и четыре поменьше). Связано это с тем, что Соловецкий монастырь основан в XV веке, когда искусство звона было уже достаточно развито, колоколов было много, и свв. Зосима и Савватий создавали свою обитель сразу с постановкой звона. Сами же иконы написаны уже в период расцвета этого искусства. Таким образом, изображения колоколов особенно многочисленны в иконах более позднего происхождения (а не написания) и отражают состояние искусства звона на период изображаемого события.

Сами подколоколенные сооружения тоже претерпевают изменения. Например, в иконе «Собор новомученников и исповедников Российских» перед нами уже ярусная колокольня современного вида.

Распространены колокола в новгородской школе иконописи, в чём сыграла свою роль символика вечевого колокола и древность традиции звона в одном из старейших русских городов.

Изображения колоколов мы находим в иллюстрациях к древнерусским книгам. В них колокола могут быть деталью и неотъемлемой частью богослужения, христианского быта, а могут быть и «главным действующим лицом». Как часть христианского быта они особенно характерны для житийной литературы. Так в «Повести о Зосиме и Савватии» (Вахрамеевский список) содержится сорок шесть иллюстраций, на которых они так или иначе присутствуют, хотя в тексте о них не говорится. Но так же как мы не мыслим себе иллюстрации к произведениям классиков XIX века без русского пейзажа, без русской берёзки, так же не мыслились без колоколов иллюстрации древнерусского повествования. А в «Повести о Зосиме и Савватии» сюжеты с колоколами выстраиваются в самостоятельную линию, рассказывающую об искусстве звона того периода.

Число колоколов в этом изобразительном ряду колеблется от двух до четырёх. Есть изображения момента звона, причём даже ансамблевого (два звонаря). Проблема ансамбля (согласованности) в звоне появилась во времена преп. Зосимы и Савватия, когда число колоколов возросло в такой степени, что один звонарь не всегда с ними справлялся.

О расцвете искусства звона говорят и иллюстрации к рукописи 1648 года «Житийная повесть об Антонии Сийском». В условной форме в них показаны разновидности подколоколенных сооружений, в том числе ярусная колокольня. Но особенно впечатляет изображение большого колокола Московского Кремля с четырьмя верёвками, свисающими от очепа. Во времена преп. Антония Сийского (середина XVI в.) колокола достигали уже таких размеров, что раскачивать их должны были несколько человек.

Свидетельством огромной значимости колоколов являются сюжеты, с ними связанные, в иллюстрациях к летописной литературе, что идёт в свою очередь от наличия и значимости этих сюжетов в тексте. Неоднократно изображается новгородский вечевой колокол – наверное, самый знаменитый символ и самый знаменитый колокол древней Руси, о чем уже говорилось («Увоз Новгородского вечевого колокола» в «Лицевом летописном своде», «Привоз Новгородского вечевого колокола для установки его на звоннице Кремля» в «Царственной книге»). Поскольку информация о колоколах считалась летописцами достойной занесения в рукопись, то и в иллюстрации отражены факты их «биографии» («Литьё колоколов в Твери», «Падение в 1547 г. с колокольни 1000-пудового благовестного колокола Николая Немчина», «Часозвоня, поставленная в Московском Кремле Лазарем Сербином в 1404 г.», «Плачевный звон» 4 декабря 1533 г. в связи с кончиной Василия III» в «Лицевом летописном своде»; «Приделка к колоколу отломившихся железных ушей и звон в него после подвески на колокольню у Ивана Святого» в «Царственной книге»).

Било 11 изображено в «Лицевой рукописи св. Георгия», принадлежащей Свято-Троицкой Сергиевой Лавре, колокола присутствуют в «Сказании о Мамаевом побоище» (лицевой список конца XVII в.), в «Ростовском лицевом Патерике (XVIII в.), в «Никоновской летописи» (XVII в.), в «Книге об избрании на престол царя Михаила Федоровича» и многих других.

Свидетельством яркого впечатления, производимого нашими колоколами на иностранцев, являются зарисовки их в книгах и альбомах посещавших нашу страну гостей. Рисовал их Мейерберг в своем Альбоме «Виды и бытовые картины России XVII века». Многократно репродуцировалось «Изображение большого колокола, лежащего в Москве, в Кремлевском замке, который в 1701 году упал» и отдельно его языка. Там же видим «Пожарные колокола с наружной стороны стен замка» по четыре с каждой стороны. На рисунке другого путешественника А. Олеария «Вид Нижнего Новгорода» присутствуют два колокола на перекладине.

По литературе кочует рисунок Пальмквиста с изображением поднятия Царь-колокола в 1668 г., но Рубцов 12 доказывает, что путешественник был в России в 1673-1674 гг. и не мог наблюдать это действо. Так что, или рисунок не его, или он зарисовал происшедшее с чужих слов.

Путешествуя по свету, и русские специалисты рисовали колокола.

Внимание архитектора П. Барановского 13 привлёк столб со скатом крыши – древнейший прообраз современной колокольни, сохранившийся в окраинных районах, в то время как архитектура подколоколенных сооружений центра России уже достигла высот и разнообразия.

Не редкость колокола и колокольни как деталь архитектурного облика города в старинной гравюре («Новгород, XVII в.», «Иван Великий, XVIII в.» «Крепость Ям», Махаев. «Вид Триумфальных ворот в Белом городе») и литографии («Сергиевская церковь в ансамбле литейного проспекта», 1830 г.). Связано это с тем, что зачастую колокольня с колоколами была композиционным акцентом застройки города, или же (в последнем случае) – с духовной тематикой.

Тема колоколов и звона постоянно присутствует и в работах наших великих или незаслуженно забытых художников. Прежде всего, это характерно для тех, кто обращался к отечественной истории и все к той же теме облика наших городов. Среди таковых в первую очередь назовём А. Васнецова («Старая Москва. Улица начала XVII века», «Вид Пушечного литейного Двора», XVII в., «На Крестце в Китай-городе», «Площадь Ивана Великого в Кремле», XVII в.,14 «Варварский Крестец» и др.), а так же ряд других авторов (Г. Чернецов. «Парад в Кремле в 1839 г.», К. Лебедев. «Увоз вечевого колокола из Новгорода», А. Колчин «Поднятие Царь-колокола в 1636 году», К. Бодри «Ивановская площадь в Кремле – 1860-е годы»,15 Ф. Алексеев «Москворецкая улица, 1800 г.»,16 С. Симаков «Благовещенье в Кремле», Г. Павлов «Церковь в с. Бородино» и «Рождественка», Ю. Клевер «В дни большой войны»).

При объединяющем художников интересе к истории, внимание Бодри привлёк знаменитый Царь-колокол, а, например, Васнецов в полотне «На Крестце в Китай-городе» изображает столб, несущий пять колоколов (три под навесом и два на перекладине ниже), и мы знакомимся ещё с одним видом подколоколенных сооружений.

«Варварский Крестец» Васнецова снабжён авторским словесным описанием (подобно тому, как многие композиторы предпосылали своим произведениям литературную программу, раскрывавшую смысл звучания). Вот что он пишет: «Шумная суетливая жизнь кипела на этом бойком месте старой Москвы. Здесь находились кружала и харчевни, погреба с фряжскими винами, продаваемыми на вынос в глиняных и медных кувшинах и кружках… Пройдёт толпа скоморохов с сопелями, гудками и домбрами.17 Раздастся оглушительный перезвон колоколов на низкой деревянной на столбах колокольне. Разольётся захватывающая разгульная песня пропившихся до последней нитки бражников… Гремят цепи выведенных сюда для сбора подаяния колодников. Клик юродивого, песня калик перехожих…»18 Мы видим, что словесная программа описывает большей частью звуковую атмосферу и призвана для того, чтобы картина «зазвучала»19 (Своеобразное стремление к синтезу искусств).

Помещая на полотно сердце нашего Отечества – московский Кремль, художники на заметном месте пишут колокольню Ивана Великого, как один из символов русского самосознания (А. Васнецов, Г. Чернецов). В таких картинах, как «Увоз вечевого колокола из Новгорода» К. Лебедева подчёркивается значимость самого колокола (в данном случае – как и в летописных иллюстрациях 20 – как символа новгородской вольницы).

Кроме исторической тематики колокола изображались на картинах бытового содержания (Б. Кустодиев «Ярмарка»). Художник А. Боголюбов, назвав свою картину «Нижегородская ярмарка», изображает не пестроту народного торга, а строгие колокольные ряды, где колокола подвешены, а значит, звук их можно попробовать, и они не портятся при хранении. Акварель О. Монферрана «Колокол, созывающий строителей Исаакиевского собора на работу»21 говорит нам о ещё одном возможном его назначении.

Творчество Ильи Ефимовича Репина нам кажется известным вдоль и поперёк. Но даже знатоки не вдруг припомнят среди его многочисленных работ рисунок «Колокольня и церковь в Грушевке». Внимание автора привлекла деревянная наземная колокольня, где под навесом расположены в ряд пять колоколов, верёвки от языков связаны и накинуты на столбик, как будто звонарь только что отошёл, но вернётся и начнет звонить. При этом и в названии, и в композиции работы именно колокольня стоит на первом месте. Рисунок этот, как и путевые наброски П. Барановского, как и столб с колоколами на картине А. Васнецова, не только творения известных или малоизвестных художников, но и ценный исторический материал. Ведь учитывая, что многообразие колоколов и колоколен ещё не описано (да и будет ли когда-нибудь описано?), мы, глядя на эти картины и рисунки, узнаём что-то новое в строительстве старинных подколоколенных сооружений.

Особо следует выделить картины, название которых подчёркивает, что изображение на полотне не всё его содержание. Кроме видимого объекта (предмета, действия) в картине присутствует звук (в нашей проблематике – звон), причём источник звука – колокол – может и отсутствовать: «Под благовест» М. Нестерова, «Вечерний звон» И. Левитана и одноимённая работа В. Менкова,22 «Звон» А. Лентулова. Художники делают изображение как бы звучащим, многое договаривая названием. И если для М. Нестерова существенно то, что происходит «под благовест», то в сюжете «Вечерний звон» звучание – основное содержание и одновременно незримое музыкальное оформление пейзажа.

М. Нестеров, в чьём творчестве широко отражена православная тема, не отделяет колокола от храмов. В его восприятии последние как бы звучат: «виденный мною Переяславль-Залесский с его историческим озером и двадцатью девятью церквами и несколькими монастырями полон глубокой старины, но он – лишь прелюдия к чудным, своеобразным звукам, которые даёт собой Ростов Великий [курсив мой — Л. Б.] с кремлём, его глубоко художественными храмами, звонницами и знаменитым ростовским звоном…» Письмо к А. Турыгину 23 от 27 июня 1895 года, откуда приведены эти слова, написано как раз в период работы над картиной «Под благовест».24

В столь необычной трактовке художественного пространства сказалась специфика звона как вида искусства, роль его звуковой атмосферы. Его не шли слушать специально, как идут на концерт или деревенские посиделки. Он вписывается в повседневную жизнь, окружающий пейзаж, а сами колокола могли быть и не видны. Или наоборот – видны, но уже чисто как деталь пейзажа («Вечер. Золотой плёс», «Тихая обитель» Левитана).

Работа М. Якунчиковой-Вебер по названию («Вид с колокольни Саввино-Сторожевского монастыря») предполагает пейзаж, где колокольня использована просто как высокая точка, с которой писались окрестные дали. Но на переднем плане расположились детально прорисованные колокола, причём композиция напоминает выстроенный кадр современной, художественной фотографии, где объект изображения сами колокола, а пейзаж просто фон.

Естественно не мог пройти мимо колокольной темы и литовский мастер М.-К. Чюрлёнис, звучание картин для которого очень характерно (вспомним, что он столь же вдохновенный композитор, как и живописец). Это «Колокола» из цикла «Буря» и одноименный эскиз, первый сюжет из цикла «Похороны».

Появились колокола и в работах художников периода социализма (И. Глазунов «Русская старина», «Штурм града», С. Герасимов «Пугачёв» из серии «Самарканд—Москва», болгарский художник М. Божков «Колокольный звон над всей землёй…»). Часто их наличие было связано с изображением церквей и соборов как памятников архитектуры (В. Айвазян «Эчмиадзинский кафедральный собор», Д. Гвелиссиани «Анчисхатская церковь»). Но были и «звучащие» названия: В. Криворучко «Ростовские звоны. Русь ушедшая», Ю. Тимофеев «Колокольный звон», уже упомянутый М. Божков.

Конечно же, колокола присутствуют в театральных декорациях у художников разных эпох там, где это диктуется содержанием спектакля (Н. Золотарёв «Колокола». Эскиз к спектаклю «Борис Годунов», И. Глазунов «Стены Путивля». Эскиз декорации к опере «Князь Игорь», его же – «Малый Китеж» – к «Сказанию о невидимом граде Китеже», Ф. Федоровский эскизы к постановкам «Князя Игоря» и «Псковитянки», С. Вирсаладзе декорации к балету «Иван Грозный»).

Продолжается мотив колоколов в современной книжной иллюстрации, причём как относящейся к истории (А. Шмаринов. Иллюстрации к юбилейному изданию «Задонщины», посвящённому 600-летию Куликовской битвы 25), так и к современности (В. Терещенко. Иллюстрации к сборнику поэм В. Фирсова «Набатные Колокола»,26 Г. Скоморохов к повести В. Высоцкого «Зелёный апрель»27).

В общем, трудно найти такую область, в том числе прикладного, искусства, где бы не присутствовали колокола: на первой русской виньетке, спроектированной Стасовым и Горностаевым для издания музыки Глинки к трагедии «Князь Холмский», был изображён вечевой колокол. Упомянем лаковую миниатюру К. и Б. Кукулиевых в Палехской манере; гербы городов и герб рода Рубановских; «Песнь о Грузии» Н. Игнатова – роспись в курзале пансионата «Пицунда». На дороге в Друскининкай (родина Чюрлёниса) плотник И. Ужкурнис установил деревянную скульптуру «Звонарь».

Разумеется, здесь затронут далеко не весь имеющийся материал, сознательно оставлено в стороне западное искусство. К работе над данной проблемой должны подключиться и искусствоведы.28

Подытоживая сказанное подчеркнём, что колокола и звоны – источник вдохновения не только для наших композиторов, поэтов, писателей, но и для представителей изобразительного искусства, и важность работ последних, помимо эстетической, ещё и источниковедческая: они рассказывают нам о значимости искусства звона, символике колокола, особенностях его внешнего вида, устройства подколоколенных сооружений, технике звона.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Подлинник в иконописи – собрание прописей, переводов и описаний образа.

2 Житие и чудеса св. Николая Чудотворца, архиепископа Мирликийского и слава его в России / Сост. А. Вознесенский и Ф. Гусев — СПб., 1899 — стр. 214.

3 Там же, стр. 148.

4 Там же, стр. 263.

5 Там же, стр. 118.

6 Там же, стр. 316.

7 Образ Николы из села Ипатово Томской епархии один из почитаемых в Сибири.

8 Ямщик давал обет, но не выполнил его.

9 Житие и чудеса св. Никлая Чудотворца. Стр. 585.

10 Там же стр. 236-239.

11 Форма малого била, изображенного на стр. 173 об. (см. «Русское возрождение». № 72. Нью-Йорк—Москва—Париж, 1998 — с. 70) сохраняется на Афоне до настоящего времени, но размер его значительно больше.

12 Рубцов Н. От Андрея Чехова до Ивана Моторина // Технология литейного производства — М., 1955 — с. 6.

13 Рисунок этот, а так же зарисовка примитивной колокольни с тремя колоколами, хранится в Государственном Историческом музее.

В дальнейшем в сносках указывается местонахождение лишь некоторых малоизвестных работ, если они не экспонируются в знаменитых художественных галереях.

14 Две последние картины можно увидеть в Музее истории и реконструкции Москвы.

15 Там же.

16 Авторство этой акварели не бесспорно. Есть версия, что её автор – кто-то из мастерской Ф. Алексеева. Ознакомиться с содержания картины можно в Государственном Историческом музее и в Донском монастыре.

17 Здесь художник не точен. Скоморохи играли на домре. Домбра – совсем другой инструмент, распространённый в Казахстане, реже – в Узбекистане и Башкортостане.

18 Сытин П. Из истории московских улиц — М., 1958 — стр. 103.

19 О звуке колокола в картине см. на стр. 16.

20 См. стр. 8.

21 Копия акварели экспонируется в Государственном музее истории Ленинграда в Петропавловской крепости.

22 В западной живописи см. так же «Благовест» и «Вечерний звон» Ж. Ф. Милле, «Звуки набата» А. Меньяна.

23 А. Русакова. Михаил Нестеров — Л., 1990 — стр. 160.

24 Подробнее об этом в книге автора: Колокола — Новосибирск, 2006 — стр. 35-39.

25 М., 1980.

26 Лит. газ., 04. 11. 81.

27 Журн. «Неман», 1981, № 1.

28 Не будучи таковым, автор взяла на себя смелость начать эту работу, не видя иного пути привлечь к теме внимание искусствоведов.